Свадьба русских сёл Верхнемамонского района

Автор описания: Сысоева Галина Яковлевна, кандидат искусствоведения, заслуженный деятель искусств РФ, зав. кафедрой этномузыкологии, профессор Воронежского государственного института искусств.

Мамонская свадьба рассматривается в контексте мамонской песенной традиции, охватывающей русские села Верхнемамонского района Воронежской области: Верхний Мамон, Нижний Мамон, Осетровка, Русская Журавка, Дерезовка. В этой традиции удивительным образом переплетаются черты яркого стиля воронежско-белгородского пограничья, центрально-воронежской песенной стилевой зоны, казачьей традиции, поднявшейся с низовьев Дона, и песенной культуры украинских переселенцев, расселившихся на юге Воронежской области.

Традиционная мамонская свадьба относится к южнорусскому типу («свадьба-веселье»), отличаясь некоторыми локальными проявлениями. Весь восстановленный сценарий характеризует состояние свадебного обряда примерно на 30-е годы ХХ века. Основными информантами стали: в селе Верхний Мамон — Казакова Полина Ивановна 1917 года рождения, Копенкина Соломонида Митрофановна 1909 г.р., Муконина Мария Макаровна 1912 г.р, Нестерова Матрена Стефановна 1916 г.р., в Дерезовке — Бунеева Пелагея Антоновна 1914 г.р., В Нижнем Мамоне — Шаталова Татьяна Семеновна 1914 г.р., Фатеева Татьяна Сергеевна 1912 г.р., Колесников Павел Иванович 1902 г.р., Дмитриенко Мария Ивановна – 1914 г.р.; в Русской Журавке — Абакумова Вера Сергеевна 1918 г.р., в Осетровке – Сараева Варвара Григорьевна 1910 г.р.

Сватовство. Предпочтительным возрастом для вступления в брак считали 17-19 лет для девушки и не моложе 20 – для парня. При этом младшую дочь нельзя было выдавать раньше старшей, а также женить младшего сына перед старшим. Невесту выбирали родители жениха, нередко без его ведома и согласия, поскольку главную роль при этом играли хозяйственно-экономические соображения. Личный выбор молодых только в ХХ веке стал непременным условием брака. Искали спутника в жизни только в своем селе, особенно осуждались браки межэтнические, например, между москалями и хохлами (такими прозвищами называют здесь друг друга русское и украинское население).

Родители жениха старались сначала тайком посмотреть на невесту. «Вот там-та девка харошая… придуть сматреть невестку в саседним доме ис-падтишка, штоба ни узнали радитяли нявесты… у ней коса – во.. А ноги – уж кизяк стопчит , дак ни развалицца..» (Козакова).

Как и повсюду, официальному сватовству предшествовало предварительное сватовство, в семью невесты посылали кого-либо из близких предупредить, что собираются к ним свататься. Только после этого засылают сватов.

Обычно ходили свататься 3-4 человека, в основном, мужчины – ближайшие родственники: отец жениха, крестный, старший женатый брат или дядя, реже – мать, тетка. Бывали случаи, когда для этих целей специально приглашали человека « со стороны». «У мине дядя радной был специялист высватывать, и вот к няму абазатильна абращались…» (Колесников). Войдя в дом, сваты не переходили матицу, подчеркивая тем самым статус «чужих» людей, что свидетельствовало о цели их прихода. Разговор заводили в иносказательной форме: «Гаварят у вас телачка прадаецца? – Телачка ишшо маладая. – Ничего, ана падрастет…» (Казакова). Сваты начинали уговаривать и хвастаться – первым делом выкладывали на стол шапку жениха, которую могли и одолжить у соседей для этих целей.

Родители невесты, соблюдая обычай и достоинство, как правило, согласие давали не сразу, даже если семья жениха была хорошо знакома, а брак был очень выгодным, и назначали день, когда можно придти за ответом. Но зато отказ был незамедлительным и твердым. Боясь оскорбить отказом, говорили, что невеста годами не вышла, что не готово приданное, что отдадут только после старшей и т.п. На заключительное сватовство или как здесь его еще называют – договор (Казакова), сговор (Колесников) — сваты приходили со своей выпивкой и закуской – все заворачивали в вышитую скатерть. «Пришли пагаварить, винца папить, да с вами парадницца» (Нестерова). Получив согласие родителей невесты, все молились Богу, затем отец жениха доставал принесенный с собой хлеб и всем давал по кусочку с солью. Тут же звали невесту «на погляд», она кланялась и должна была дать согласие на брак. Выпивали по рюмке – не больше. Если со свадьбой торопились, то тут же и договаривались о сроках пропоя и свадьбы. И хотя песни на сватовстве не пели, в этом случае могли заиграть те, которые обычно исполнялись на сводах и пропое. «Приидуть, пасватають, дагаваряцца, садяцца за стол и играють ету песню: Беленький мой ляночик, ды павей витярочик…»(Нестерова). Играли так же и обычные застольные: «Сабрали ложки-тарелки, дайтя па чарки гарелки, слаткава меду па стакану…» (Колесников).

Договор. Если свадьба устраивалась по полному чину, то договор назначали на отдельный день – примерно через неделю после заключительного сватовства. На этом сходе ближайших родственников с обеих сторон решались организационно-хозяйственные вопросы: оговаривали количество приданного, назначали день пропоя и свадьбы, договаривались о том, сколько дней будет продолжаться свадьба, количество гостей и пр. Как правило, в крестьянских семьях за дочерью не давали в приданное землю, скот, деньги. И только если девушка слыла некрасивой, глупой, бесчестной или была единственной дочерью в зажиточной семье, жених мог рассчитывать на богатство своей невесты.

Смотрят кочергу. Следующий обязательный момент предсвадебного действа – это осмотр родителями невесты подворья жениха, которое здесь называют смотреть кочергу. В буквальном смысле, войдя в дом, гости в первую очередь брали в руки кочергу (рогач) и заглядывали в печь, даже если она не топилась. Это знак особого доверия гостям, раз они допускались к святая святых – семейному очагу, почитаемому с языческих времен как своеобразный домашний алтарь. Родственникам невесты показывали хозяйство и дом, где предстояло жить молодым. Особое внимание обращали на развешенные в доме старшей снохой праздничные или смотровые рушники – ведь молодая невестка должна была накануне свадьбы завесить их своими! Затем хозяева обязательно приглашали всех к столу. Но и после этого свадьба могла расстроиться, хотя старались не допускать такого поворота — позора перед всей общиной. Лишь только после пропоя решение о свадьбе уже не имело обратной силы.

Пропой и своды. Пропой устраивали в доме невесты, куда на большое и шумное застолье съезжались для более близкого знакомства родственники с обеих сторон – человек 20-30. Это обязательный эпизод свадебного обряда, сохранившийся и до наших дней. Но в отличие от современных обычаев, в старину не приглашались на пропой ни жених с невестой, ни их подруги и друзья.

В начале ХХ века, когда патриархальные устои стали разрушаться, повсеместно на юге России распространился обычай досвадебного официального знакомства жениха и невесты – так называемые своды или сводушки. В мамонской свадьбе своды чаще всего соединялись с пропоем, реже – с договором. На сводах вступающие в брак получали коллективное благословение. Молодых вызывали к гостям, ставили рядом, поочередно спрашивали согласия на брак, благословляли, подносили им квас, но за стол не усаживали, поскольку их еще не считали полноценными членами общины и относились так же, как к детям. Стол накрывали сообща – женихова родня приносила и холодец, и кур, и пирожки. Уже на сводах невеста и жених должны были назвать в присутствии всех гостей своих новых родителей матушка, батюшка.

С пропоя начинали звучать свадебные песни – в первую очередь те, которые рассказывали о символическом знакомстве жениха и невесты как событии, предопределенном самой судьбой.

Девишник и вечерина. Накануне свадебного дня обязательно устраивали в доме невесты девишник, а в доме жениха – вечерину. По сути девишник и все утро свадебного дня до отъезда невесты с родного подворья – это ритуал похорон девичества. Обрядовая сущность прощания обнаруживается более всего в специальных так называемых прощальных песнях подруг невесты, в плачах и причитаниях самой невесты и ее матери. Веселые песни считались абсолютно неуместными, даже если невеста выходила замуж по любви в желанную семью. Невеста прощалась не только со своей девичьей волей, подругами, но и родным домом. Чем большее свое горе она высказывала, тем большее почтение к родителькому дому это символизировало.

Утро свадебного дня.

Невесту одевали в темную вышитую юбку, белую кисейную рубаху, завеску, гарнитуровый платок Любимые подруги маслили и чесали волосы. «Старший брат — он дымку на ее накид’вая, ана галося…»(Шаталова). При расчесывании косы невесте подружки обязательно заводили «Реку»: девушке с живыми родителями играли «Реку медовую», а для сироты существовал другой вариант, отличающийся напевом и текстом. Причитание невесты-сироты при этом отличается очень устойчивыми текстовыми формулами, что не характерно для юга России, поскольку плакальщицы слагают текст почти всегда спонтанно.

Прощаясь с родителями, невеста, поддерживаемая подругами, падала перед ними на колени на расстеленную мехом вверх шубу. Затем невеста целовала икону, которой мать трижды крестила дочь, и хлеб у отца на руках. Родители целовали дочь, желали ей счастья и заключали: «Бог блаславляя, и мы блаславляим». Если матери не было, за нее стояла крестная. На невесту набрасывали венчальное покрывало – дымку и сажали за стол. Начинался заключительный этап прощания – сидение за столом, в других селах Воронежской области чаще называемое – посад. Символика этого ритуального сидения традиционно связывается с самым трагическим моментом свадьбы – как бы временной смертью девушки-невесты.

Увоз невесты и венчание. Выходили из дома под песню «Солнышко за лес закатилося». Перед тем, как невесте сесть в тарантас, она крестилась на восток, и кланялась на все четыре стороны. А теща должна была перед отъездом подарить зятю платочек. Значимость этого момента подчеркивалась и песней «Теща зятя доря».

По народным представлениям, невеста должна была трижды утвердиться в качестве жены: перед Богом во время венчания, перед людьми во время повивания, и перед мужем во время первой брачной ночи. Уже в 30-е годы государство активно влияло на традиционный ход свадьбы, осуждая и запрещая церковное венчание, и предлагая взамен простую регистрацию в сельсовете. Но среди сельчан брак без венчания считался неполноценным, старались обвенчаться тайно или в другом селе.

Молодую оправляют. Наиболее важный момент свадебного действа – обряд одевания женского головного убора совершали в доме невесты, куда приезжали сразу после венчания и катания по селу. Посмотреть, как невесту переделывают в молодуху приходили все, кто может, не только участники свадьбы — поезжане, но и соседи – прихождяне.

Невесте, которая до свадьбы носила одну косу, расчесывали волосы и заплетали 2 косы – символ того, что теперь над ней две воли – своя и мужа. Отныне она не имела права показывать волосы никому, кроме своего супруга. Оказаться простоволосой, непокрытой перед людьми или даже перед членами семьи, например, свекром, считалось величайшим стыдом и позором.

Жениху так же расчесывали волосы и смазывали их маслом. Молодых не открывали для всеобщего показа, пока свашек не одарят деньгами или вином, после чего новобрачных посыпали на счастье сухими шишечками хмеля, пшеном, зерном, деньгами.

Свадебный пир. На свадебный венчальный пир все отправлялись в дом жениха. Молодых увозили с песней «Катилася колясочка с заморья».

Первыми встречались крестные матери с обеих сторон, они обменивались караваями. «И вот ани три раза падымают и кто первый паставит каравай сверху, тот и глава семьи» (Казакова). Перед молодыми разметали веником дорогу, на крыльце стелили новый холст, как знак чистой дороги и вывороченную мехом вверх шубу, как знак богатства. Так же, как и в доме невесты, мать жениха стояла с иконой, отец – с хлебом-солью. Невеста кланялась в ноги, целовала икону, молодые должны были обязательно попробовать хлеба с солицей. Войдя в дом, украшенный вышитыми невестой рушниками и развешенными только что, молодых усаживали ненадолго в святой угол под иконы, разламывали у них над головой каравай, кусочек которого должен был каждый унести с собой.

Постельные обряды. Постель молодым устраивали сват и сваха в пуньке (неотапливаемой пристройке к сараю или хлеву). Видимо, в этом проявляется не только желание оставить молодых наедине, но и магическая вера в то, что плодовитость и выносливость домашнего скота передастся и молодым. «Пастель абкатывали … ат ние свашка, ат ниво – сват…ложились, а вы смотрите, как нада» (Казакова). Провожал молодых к постели дружка со словами: «На первую ночку – сына или дочку». Невеста должна была обязательно сама снять с мужа обувь в знак покорности – этому накануне учили ее пожилые женщины.

Утром молодых будили сваты песней: На море калинушка стояла, А Марьюшка по бережку гуляла, Ой лели лели, калинушку ламала…

В старину освидетельствование молодой было обязательным. «Вот калинущку ламали – эта инасказательна…что ани там ламали и пачаму калинушка красная. Вынасили рубашку ее. Мы этава ни захватили…(Казакова).

Второй день свадьбы. Сначала все гости собирались у жениха. Родные невесты и гости шли по улице с беседой дом жениха искать пропажу. Все участники рядились в цыган, солдат, докторов, вывороченные шубы, мазали лицо сажей, мукой. Шли с песнями, гармонью, пели непристойные частушки.

Обязательным было и испытание молодой. Она убирала черепки от горшков, подметала избу, ее несколько раз посылали за водой, причем воду она должна была принести из разных колодцев. Испытывали на честность – разбрасывали деньги по полу и ждали, вернет ли их молодая сноха, или оставит себе.

Завершение свадьбы. Сколько бы ни длилась свадьба, заключительный обед всегда был в доме, где живут молодые. «Извеку паследний абед был у жаниха, а шшас набарот» (Нестерова).

Всю неделю после свадьбы, как и повсюду в южнорусских селах, участники свадьбы могли гулять попеременно в нескольких домах: ближайшие родственники брали в гости.

Список фотографий

Главное фото – Жители села Верхний Мамон в традиционных костюмах Фото Г.Я. Сысоевой, 1995

1. Экспедиция – Воронежский государственный институт искусств
2. 1995 – Г.Я. Сысоева, Г.П. Лексин, В.А. Черных
3. Воронежская область, Верхнемамонский район, село Верхний Мамон.
4. Архив Кабинета народной музыки Воронежского государственного института искусств. Отчет № 28; Личный архив Г.Я. Сысоевой.
5. Жители села Верхний Мамон в традиционных костюмах.

01 П.И. Казакова – основной информант о мамонской свадьбе. Фото Г.Я. Сысоевой, 1995

1. Экспедиция – Воронежский государственный институт искусств
2. 1995 – Г.Я. Сысоева, Г.П. Лексин, В.А. Черных
3. Воронежская область, Верхнемамонский район, село Верхний Мамон.
4. Архив Кабинета народной музыки Воронежского государственного института искусств. Отчет № 28; Личный архив Г.Я. Сысоевой.
5. Полина Ивановна Казакова 1917 г.р.